Последние дни зимы, конец Марта

Кажется, можно вздохнуть с облегчением: зима позади. Мы пережили еще одну долгую, холодную темную зиму. Апрель, весна, +5, большие лужи, южный ветер. Пахнет степью. Яркко без конца говорит о велосипеде и самокате, и о даче с баней, и о лете. Очень его ждет.

Пока зима не сдавала свои позиции, мы старались развлечься посещением зоопарка, бора и городских парков. Каждые выходные куда-нибудь выбирались. Конец марта в Сибири:

1. Пленка

Дневник чтения в 3,5 года

1. Владимир Дрихель "Кто там в темноте". Одна из любимых книг на данный момент. Очень добрая, нежная книжка про один летний день городского мальчика в деревне. Язык у книги немного устаревший, именно так говорили наши дедушки: "на боковую", "эх чертяга, заяц это был! Напугал и меня, старого". Когда читаю ее сыну, кажется, что читаю про себя. Что интересно, на книжке возрастная пометка +6. Думала, будет до 6 лет лежать. Когда только купила пару месяцев назад, сын к ней интереса не проявил. Но недавно сам принес и попросил читать. И любовь!.. "Про Тимошку" он ее называет.

Улов конца марта

"Книгу для начинающих великих рыболовов" я отслеживала больше года. И когда она появилась в продаже, конечно, не смогла устоять. Сыну сейчас эта тема стала интересна, особенно после просмотра мультфильма "Кот-рыболов". 

И. Бродский. Конец прекрасной эпохи.

Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.

Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.

Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.

Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.

То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...

То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.

Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.

1969

Мы с Яркко рисуем: штампами, спонжами, кистями и пальчиками.

Помните, как Антуан де Сент-Экзюпери в начале "Маленького принца" рассказывает о своем детском рисунке - удаве, проглотившем слона? И о том, как взрослые его не поняли?

"Взрослые посоветовали мне не рисовать змей ни снаружи, ни изнутри,а побольше интересоваться географией, историей, арифметикой и правописанием. Вот как случилось, что шести лет я отказался от блестящей карьеры художника. Потерпев неудачу с рисунками N 1 и N 2, я утратил веру в себя. Взрослые никогда ничего не понимают сами, а для детей очень утомительно без конца им все объяснять и растолковывать".

У меня была примерно такая же история. 

Мой сад расходящихся тропок.

Моя библиотека всегда представлялась мне существом живым, постоянно растущим и развивающимся. И поэтому думаю я о ней, как о друге. И очень часто, пожалуй даже чаще, чем о людях. В последнее время я думаю о ней очень много. То ли зима сказывается, то ли книжный эскапизм обострился. Но факт остается фактом - я опять покупаю очень много книг, я опять страдаю, что не могу купить все. Их уже негде складывать, но они все прибывают. Прошлым летом полки подверглись серьезному пересмотру и многое было отвезено на хранение в деревню. Там я храню книги, которые вряд ли буду перечитывать, а бабушка, возможно, захочет почитать летом.

В этом посте я хочу рассказать немного о моем саде.

Это основное хранилище сейчас: первую полку занимают игрушки Яркко, и 4 большие полки отведены под книги. Эти полки папа сделал сам несколько лет назад.

Расскажи, как ты была маленькой

Время ложиться спать.

-Яр, выключай свет.

-Сейчас, я проползу по спинке дивана, как кот, и выключу! А ты расскажешь мне историю!

-Конечно, расскажу.

-Как вы с дядей Гошей ходили в зоопарк! А потом, как вы летом попали под дождь и побежали к бабушке на работу!

-Хорошо.

И он ложится ко мне на руки, я укрываю его малюсеньким байковым одеялком в клеточку, которое у нас с первого дня, и начинается рассказ.

Раньше были сказки, песенки, стихотворения, которые я напевала, пытаясь убаюкать его. "Не хочу песенку, не пой. Расскажи мне историю", - вот, что я слышу теперь. И я вспоминаю моменты из детства, навсегда запечатленные в памяти и пытаюсь придать им сказочную форму и напев, и передаю сыну под размеренное покачивание у меня на руках. Две-три истории и наш слушатель спит. (Это хорошо, песенки перестали недавно работать: он их выучил и стал подпевать).

А я вспоминаю эти истории и мне становится от них так хорошо. И кажется, что счастливее моего детства и представить трудно. Ведь было у меня столько чудесных моментов: и катание с горки с братьями (с нырянием прямо в сугроб), и походы в лес за грибами и за ягодами (земляника! черёмуха!) с дедом и Джимом - нашей овчаркой. И чай со смородиновым листом в деревне, хрустящие огурцы с грядки, парное молоко, речка. Много всего было, о чем можно рассказать с сыном. А он слушает и тоже хочет лес, речку, деревню, братьев.. А еще в моем детстве было много вечеров, когда мы с бабушкой ложились спать (летом, на каникулах), и я всегда просила: "Расскажи, как ты была маленькой!"